12 апреля
По утрам в задней комнате темновато. Анна Андреевна меня даже напугала: вдруг подскочила, обняла, расцеловала.
— Туярочка! Только один день не видела, а уж соскучилась!
Тут только я разглядела Ивана Ивановича, который сидел на стуле.
— Ай, красавицы, будто родные сестры.— Иван Иванович встал, протянул руку, чтобы опять похлопать меня по щеке, но я отступила.
— Не распускай руки,— сказала Анна Андреевна.— Туяра, не обижайся. Это он так шутит, чудак. Она усадила меня на стул.
— Туяра, ты после практики согласилась бы помогать мне?— Анна Андреевна повернулась к Ивану Ивановичу.— Если бы Туяра согласилась, я бы без своей напарницы вполне обошлась.
— Вряд ли так получится... Директор уже подписал приказ. Отпуск у нее кончается двадцатого.
— И почему она должна именно здесь работать? Ты же заместитель директора. Неужели не можешь перевести ее в другой магазин?
— Она специально просила директора никуда ее не переводить. Близко, мол, ходить из дома. И он согласился. Я ей потом другое место предлагал, она и слушать не захотела.
— Что же делать?
— Что? — Иван Иванович развел руками.
— Туяра, может, ты и вправду останешься у нас? А?
Я, наверно, покраснела. Работать мне понравилось... А когда же буду учиться? Нет, все вместе у меня не получится.
— Ты еще подумай хорошенько. Я бы тебе короткий рабочий день устроила. А? Погоди-ка, она двадцатого выходит? Сегодня какое? Двенадцатое?
— Сегодня к вам народ поднавалит.— Иван Иванович надел шапку.— Мясо вам хорошее привез.— Он улыбнулся.— Постарайтесь распродать. Поняла, Анна Андреевна? Э-э, дай-ка, о чем говорили.
Анна Андреевна достала из-под стола несколько длинных свертков. Бутылки, что ли?
День у нас выдался действительно хлопотливый, Иван Иванович не ошибся.
До полудня работали без передышки, а покупателей все прибывало. Как будто мясо только в наш магазин привезли. Ближе к обеду Анна Андреевна сказала:
— Туяра, ты здесь будешь? Я схожу в город по делам.
— Хорошо,
На столе в кладовой лежала папка с документами. Я долго на нее смотрела. Что я в этом понимаю?
Открыла папку. Сначала старые бумаги, еще за прошлый год, они накладными называются. Пойдем дальше... Ага, вот апрель — девятое, десятое... Где же мясо? Тут масло — три сорок кило. Его пока не отпускаем. Нашла... Мясо второго сорта! Рубль семьдесят за килограмм! А первого сорта по два десять нету! Я еще раз проверила: нет первого сорта! В эти дни не завозили. Мясник не ошибся. Все мясо... Просто ужас! Анна Андреевна с каждого килограмма берет сорок копеек лишних. И я вместе с ней!
Бежать к директору гастронома, все рассказать! На¬кинув пальто, рванула ручку двери — не поддается. Заперла она меня, что ли? Нарочно?
Анна Андреевна... Нет, не могу поверить... Может, она цифры прочла не так, может, о чем-то другом думала? Заскок, наверно... Надо быстрей ошибку исправить. Эх, дура я, что мне стоило раньше эту папку посмотреть! Покупателям деньги надо возвратить. Все уже, наверно, забыли, кто сколько мяса брал. Как разбираться будем?
Послышался скрип открывающейся двери. Вошла раскрасневшаяся Анна Андреевна.
— Ой, Туяра, извини меня, пожалуйста, я тебя, оказывается, закрыла. Совсем голова кругом идет.
— Анна Андреевна, знаете что, мы ведь ошиблись в стоимости мяса...
— Что?! Ты о чем?— она вскинула на меня глаза.— Какое мясо?
— А то мясо, что привезли в субботу. Килограмм стоит рубль семьдесят копеек, а мы ведь продавали по два рубля десять копеек.
— Кто это тебе сказал?
— Я... сама...
— Откуда ты узнала, что по рубль семьдесят?
— Я сама видела... в папке.
— Смотришь на всякие другие цифры... Не знаешь, что болтаешь! Больше так не делай. Поняла?
Она схватила папку, сунула ее в ящик стола и замкнула его. Я прямо обмерла: передо мной стояла не Анна Андреевна — добрая, красивая, с ласковой улыбкой, приветливым взглядом, а совсем другая женщина — лицо жесткое, с острыми углами, глаза злые, режут.
— Чего сидишь? Открывай магазин!
Да, это была другая Анна Андреевна, совсем другой человек.
И вот этот другой человек встал к прилавку.
Бедные покупатели ничего не подозревают, я только слышу, как втихомолку ругают они «Заготскот», который-де «сначала заморит скотину, а потом забивает». И мне хочется закричать: «Не «Заготскот» виноват. Вот она виновата — Анна Андреевна! Обманывает вас!»
Хочу закричать и не кричу. Кто мне поверит? Надо же доказать! Если покупатели не поверят мне, что тогда? Но и молчать не могу! И я даже потихоньку скулить начала, как от зубной боли.
А потом — опять чудеса — подумать только! Как закрыли магазин, Анна Андреевна переменилась, стала прежней приветливой Анной Андреевной. Словно бы ничего не было!
— Туярочка, чего это ты надулась?! Устала, да? Конечно, как тут не устанешь, даже я устала. Ну, брось, не дуйся. Ну, улыбнись же!— Она обняла меня за талию, покружила, пощекотала.
Вдруг остановилась, отпустила меня, схватила рывком свою сумку, лежащую на столе.
— Туяра, закрой-ка глаза! Я тебе что-то покажу. Вот, погляди,— она вынула из сумки красную шерстяную кофту.
— Красивая?
— Да, хороша...— прошептала я.
— Бери, это тебе!— Анна Андреевна приложила кофту к моему плечу.— Она тебе идет! В центральном универмаге выбросили. Нарасхват берут, чуть не дерутся. Хорошо, у меня там знакомая. Две кофты вынесла через заднюю дверь: одну тебе, другую мне.
— Не надо, Анна Андреевна...
— Это почему же? Я ведь тебе дарю. От подарка отказываться нехорошо.
— Спасибо... Не надо...
— Это же подарок! Что ж, тебе и подарить ничего нельзя?
— Не надо... не надо...— Я не нашла, что сказать, пролепетала первое, что подвернулось:—Мама заругает.
— Такая большая, а говоришь: «Мама заругает». Ты знаешь, по правде говоря, я это тебе не задаром... Ведь ты работаешь, помогаешь мне. Вот за это и дарю.
— Нет, не надо...
— Ну ладно, так и быть. Положим вот сюда, в ящик стола. Пусть подождет тебя, полежит. Возьмешь, когда закончится твоя практика, хорошо? Приходи завтра, деточка, не опаздывай.
На полпути к телефону-автомату я оглянулась. Анна Андреевна шла за мной, хотя ее дом был в другом конце города. Следит, что ли? Я пошла быстрее, потом побежала. И переулками, переулками... Ну, ей меня не догнать! У меня по бегу второе место в школе! Подбежала к нашему дому — и в будку телефона-автомата. Набрала номер, стала рассказывать Айалу о папке с документами, потом о кофте и как Анна Андреевна за мной пошла.
— Ну, теперь уж в самом деле все ясно,— сказал Айал.— Нам надо завтра идти к директору магазина. Только я с утра не могу. На работу надо явиться. Давай Днем...
— Что же мне делать? С утра на Нагорную идти? По два десять мясо продавать? Ладно. Сама справлюсь. Ну тебя!— Я повесила трубку.
Может, маме сказать? Расстроится, расплачется, спать не будет...

13 апреля.
Огненно-рыжая девушка-секретарша повела в мою сторону накрашенными глазами.
— Директор занят. Присядьте.
— Спасибо.
Долго сидела. Какие-то люди кивают секретарше, входят в кабинет, выходят. Наконец, она мне сказала:
— Пожалуйста, проходите.
Сидевший за столом человек с длинным худым лицом посмотрел на меня и снова уткнулся в бумаги.
— Что, на работу устраиваться? Сейчас у нас нет мест.
Я подошла к столу и стала, заикаясь, говорить о магазине, о стоимости мяса...
Директор поднял голову:
— Постойте, кто вы?
— Я практикантка, работаю в магазине на Нагорной.
— Что вам надо?— спросил директор, будто и вовсе не слышал, что я ему говорила.
— Цену на мясо... путают...
— Это где?
— В магазине на Нагорной...
— Так. Одну минуточку.
Под рукой у директора было несколько кнопок. Он нажал на одну.
— Ивана Ивановича.
Мигом явился Иван Иванович.
В кабинет вошла секретарша.
— Иван Иванович, вот девушка говорит, на Нагорной допущена пересортица. Разберитесь. И потом, почему на Нагорную только второй сорт завезли? Это ваше распоряжение?
— Ох, враки! Ей-богу, врут. На базах сами путают адреса, вот и отговариваются. Сегодня же наведем порядок. Ну, девушка, пожалуйста, ко мне.
Мы прошли в маленький кабинет Ивана Ивановича,
— Садись, пожалуйста, рассказывай. Тут я выложила все как есть.
— Смотри-ка! Государство обманывает, оказывается. Нарушает правила советской торговли!— Иван Иванович замахал руками.— А я-то доверился ей. Ну, мы зададим ей жару. Спасибо, Туяра, за бдительность. Благодарю от имени руководства!— и протянул мне руку.— А пока посиди в приемной. Никуда не уходи. И никому пока не рассказывай. Я тебя позову. Я только позвоню в торговую инспекцию.
Спустя немного времени в приемную вошли мужчина с проседью и какая-то женщина в очках. Иван Иванович выкатился из своего кабинета и сказал им:
— Вот эта девочка заявила. Практикантка.— Он похлопал меня по плечу:— Молодчина! Сейчас поедем! На месте преступления милашку поймаем. Никакой по¬щады жуликам!
— Она знает, что вы пришли сюда?— спросил меня мужчина с проседью и представился:— Я работник торговой инспекции Бучугасов.
— Нет, она не знает,— ответила я.
— А вот — представитель месткома,— Иван Ивано¬вич пожал руку женщине.
Вчетвером мы поехали на Нагорную. Иван Иванович сидел рядом с шофером.
В магазине было только два покупателя. Когда они ушли, Иван Иванович заложил двери на засов.
— Анна Андреевна, поступил сигнал, что в вашем магазине мясо продается по завышенной цене. Мы приехали проверить,— он оглянулся на своих спутников.— Начнем.
— Пожалуйста, пожалуйста.— Анна Андреевна спо¬койно открыла прилавок, потом, будто только сейчас заметив меня, всплеснула руками, заулыбалась:— Туяра, деточка, ты чего это опоздала? Обиделась, что я вчера тебя поругала? Не надо, дорогая, сердиться. На работе всякое бывает.
— А за что вы ее ругали?— справился Иван Иванович.
— Э, пустяковое дело,— Анна Андреевна поморщилась.— Ошиблась она, с одного покупателя взяла лишние деньги. Ну, я ее немного пожурила. Ничего страшного. Ведь даже опытные продавцы ошибаются, а ей и подавно... Ну, помиримся, деточка.
Я остолбенела.
— По работе замечания всякие могут быть,— заметил Иван Иванович.
— Ну, я в вашем распоряжении, пожалуйста,— Анна Андреевна, повернувшись, к ревизорам, слегка поклонилась.
— Какое мясо продаете?— строго спросил Иван Иванович.
— Какое привозят, такое и продаем. По рубль семьдесят. Покупатели ругаются. Мясо тощее.— Анна Андреевна показала рукой на витрину:— Вон там самые лучшие куски выставила.
Проверяющие склонились над витриной. Анна Андреевна спокойно смотрела на меня и улыбалась.
А женщина из месткома подняла очки на лоб и оглядела меня с ног до головы.
Иван Иванович поманил согнутым указательным пальцем.
— Смотри-ка вот сюда,— сказал он мне, постукивая ногтем по стеклу витрины.— Ты говорила, что здесь, на этикетке написано: «Два рубля десять копеек». А это что? Читай.
Я взглянула: «1р. 70 к.»!!! У меня в глазах потемнело.
— Покажите, пожалуйста, накладные, фактуры,— предложил Иван Иванович.
Анна Андреевна кинулась в заднюю комнату, принесла папку. Торговый инспектор стал перебирать бумаги.
— Все эти дни отпускаете мясо по рубль семьдесят?— спросил он.
— Что за странный вопрос задаете, товарищ?— обиделась Анна Андреевна.— Почему я должна продавать мясо по другой цене?
— Простите, я на всякий случай спросил.
— Анна Андреевна, зря вы обижаетесь, мы обязаны выяснить.— Иван Иванович заглянул под прилавок.— Сегодня сколько продали?
— Магазинке только что открыли.
— Ну, что будем делать?— Иван Иванович обернулся к членам комиссии.
— Да ничего! Сигнал, оказывается, ложный,— скучно сказала женщина из месткома.
— Хорошо. Проверку нужно отметить.— Иван Иванович достал из кармана авторучку и тетрадь. Надо актик составить.
Он написал акт и передал его женщине из месткома. Она подписалась. Торговый инспектор Бучугасов долго рассматривал акт. Потом поднял на меня глаза.
— По какой цене продавали мясо вчера?
— По два рубля десять копеек.
— Хорошо помните?
— Хорошо помню.
— Ну, а какая цена была на этикетке?
— Два десять.
— За что вас вчера ругала Анна Андреевна?
— Она меня не ругала.
— Это правда?
— Правда.
— М-да-а...— Бучугасов склонился над актом.— Иван Иванович, вот тут написано «оклеветала»— нужно вычеркнуть.
— Так ведь это факт, а факт, как говорится, вещь упрямая.
— Считать не доказанным.
— Хорошо, пусть будет так.
— И еще вот что. Надо вычеркнуть — «освободить от работы в магазине практикантку Уйгурову». Я думаю, нет оснований для такой меры.
— За первый проступок снимать с работы молоденькую девушку — это слишком,— поддержала его женщина из месткома.
— Ну, хорошо, вычеркните. Остальное, надеюсь, правильно? Подпишитесь.— Когда все подписались, Иван Иванович сунул акт в карман и опять поманил меня пальцем.— Прощаем тебя. Но в следующий раз не пожалеем. Такая молодая... Врать бы постыдилась!
Как я ни крепилась, а заплакала. Слезы так и полились.
— Минутку, товарищи!— Я услышала голос Анны Андреевны.— Что же это получается, клевета осталась безнаказанной? Так, что ли? Значит, вы мне все еще не верите? Хватит. Я подаю заявление об уходе. Сейчас же принимайте магазин.
— Ну, что вы, что вы, Анна Андреевна,— мягко сказал Иван Иванович.— Кому же доверять, как не вам.
— Тогда уберите ее отсюда! Того и гляди завтра опять чего-нибудь выкинет!
— Действительно, обидно, когда на тебя наговаривают,— посочувствовала женщина из месткома.
— Вот именно. Так что я или она!
Торговый инспектор между тем подошел вплотную к Анне Андреевне.
— Мне кажется, я вас помню... Вы в позапрошлоем году работали в магазине пригородного хозяйства? Анна Андреевна будто съежилась.
— Работала... А что?
— Да так, просто вспомнилось,— махнул рукой инспектор.— М-да...
— Ладно, ладно, Анна Андреевна, все в порядке, Как работали, так и продолжайте,— заспешил Иван Иванович.— Все в порядке. А вам, девушка, до конца практики осталось несколько дней. Надеюсь, за это время ничем себя не запятнаете.
Только они ушли, Анна Андреевна, руки в боки, подступилась ко мне:
— Мерзавка, чего добилась? Дура! Не попутаешь меня, покуда второй раз не родишься! Так тебе и надо. «Два рубля десять копеек», да? Иди «стучи»! Больше тебе веры нет. А если еще пожалуешься, я тебя в тюрьму упеку! Слышишь?— Она затопала ногами.— В тюрьму!
Вид у нее был ужасный.
— Уходи отсюда подобру-поздорову! Сейчас же ступай к Ивану Ивановичу, подавай заявление! Придумай причину! Напиши — больна!
Странное дело! Чем сильнее она кричала, тем спокойнее я становилась. Как она хочет избавиться от меня! Чтобы обманывать никто не мешал. Не пройдет номер. Меня не испугаешь.
— А я ничем не болею,— сказала я.
— Ну, тогда скажи им, что мать болеет, дура!
— И мама не болеет.
— Ну так сиди дома, не работай. Кончится срок практики, я тебе и выдам справку, что прошла полностью!
— Мне не нужна фальшивая справка.
— Ну, тогда пеняй на себя. Считай, что я тебя предупредила.
До конца рабочего дня мы с ней и словом не обмолвились.
Она мне приказывает: «поднеси», «унеси», «налей», «взвесь»— и только. Я молча все делаю. И все же мясо она продает по настоящей стоимости. Кладет кусок на весы и чуть зубами не скрипит: сколько барыша упускает! Так ей и надо, я спуску не дам, до конца практики здесь останусь. Потом та продавщица из от¬пуска придет. То-то она ее боится. А пока буду стоять на посту. Клянусь!
Вечером мама одолела меня расспросами:
— Что это творится с тобой? Я уже давно вижу. Что-то скрываешь... Зачем от меня скрываешь? Пожалей меня. Расскажи, Все равно ведь не усну сегодня...
Мамочка! Этого-то я и боялась. Пришлось открыться...
Она слушала молча, а когда я кончила рассказывать,
прошептала:
— То-то у меня сердце чуяло.,.
Кое-как я успокоила маму. Успокоила — не то слово, разве она успокоится?
Моя мама работает машинисткой. Сколько ночей она недосыпала, чтобы только купить мне красивое платье или хотя бы покормить чем-нибудь вкусным! Вкусное — мне, красивое — мне, все — мне. Она мечтает, чтобы я стала специалистом с высшим образованием, врачом например. Не тянет меня быть врачом.
Мамочка, милая мама, самый близкий, самый любимый мой человек! Я знаю, нелегкая у тебя жизнь. Больше всего на свете, наверно, даже больше, чем меня, ты любила папу. Он умер, когда мне было два года. Они дружили еще до Великой Отечественной войны. Папа в то время работал плотником в тресте «Якутстрой». Мама всю войну его ждала. Папа до самой победы был на фронте и еще после войны два с половиной года лечился в госпиталях. Возвратился инвалидом только в сорок седьмом... И сказал маме: «Мне долго не протянуть. Счастья со мной не наживешь. Ты говорила, что после войны поженимся. Я возвращаю тебе твое слово». А мама ответила: «Ни одного из тех моих слов обратно не беру». И они поженились. Папа прожил с нею три года, умер от старых ран. Эти три года мама считает самыми счастливыми.
Мама, ты всегда думаешь о папе, что он вместе с нами, что вместе с нами он и радуется, и огорчается. Я слышала, как одна женщина, лет пять назад, сказала о маме: «Сколько у нее поклонников, а замуж все не выходит, сидит караулит свою единственную дочь, стареет уже, дурочка».
Мама! Я хочу быть такой, как ты.
Честной, как ты.
Чистой во всем, как ты.
Верной, как ты.
Терпеливой, как ты.

18апреля
С самого утра Анна Андреевна норовит стать ко мне спиной, до того видеть меня не хочет. Где-то ближе к обеду она зашла в заднюю комнату, достала из ящика стола ту же кофту, развернула ее, повертела так-сяк. Опять приманивает, что ли? К черту твою кофту!
Пришла наш завуч Олимпиада Филипповна. Позвала меня на улицу — переговорить. Она уже прослышала о вчерашнем скандале, от Ивана Ивановича, наверно. То и дело ойкает, вздыхает. Так что мне даже жалко ее стало.
— Туяра, значит, она угрожает? Будь осторожней. Может, перейдешь в другой магазин? Мне показалось, Иван Иванович согласится. Я бы еще поговорила.
— Нет, Олимпиада Филипповна, я здесь буду до конца практики.
— Будь осторожней, Туяра. О чести школы тоже не забывай.
И, опять ойкая и вздыхая, она пошла тихо так, сте¬пенно. А если бы ей не надо было заботиться о чести школы? Что бы она тогда посоветовала? Настроение у меня упало.
Сидела в задней комнате. Вдруг слышу: щелк! Это Анна Андреевна меня заперла. На обед. Сама пошла куда-то.
Потом, примерно часа за полтора до конца работы, когда я брала рыбу из бочки, она вдруг спросила:
— Кто взял деньги?
— Какие деньги?
— Я забыла замкнуть ящик прилавка... А там деньги оставались. Где они?
— Не знаю.
«Наверно, что-то путает. Деньги потеряться не могли»,— мелькнуло у меня в голове.
Анна Андреевна бросилась к телефону.
— Деньги украли из ящика прилавка,— сказала она в трубку.— Прими меры... срочно! Приезжайте!
На этом разговор кончился. «Тот, который на дру¬гом конце провода, не спросил даже, кто и откуда зво¬нит. Как он может приехать, не зная адреса?»— недоумеваю я.
— Ни с места! Сиди здесь!— приказала мне Анна Андреевна.
Я не стала возражать. Села на стул. Чувствовала я себя спокойно, никакого подвоха не подозревала. «Деньги не потерялись, это точно. Проверят и найдут, да еще пристыдят ее».
Там, в торговом зале, зашумели покупатели. Анна Андреевна вышла к ним и громко объявила:
— Подождите, сейчас приду. Потом она уселась напротив меня.
— Ну, что ж ты, милашка, не бежишь «стучать» на того, кто деньги украл.
Лицо у нее было самое веселое. Мне стало не по себе.
Тем временем в торговом зале опять зашумели, и в кладовую влетел милиционер — маленький, худенький, шея как у петушка. За милиционером — Иван Иванович,
— Это сотрудник ОБХСС, младший лейтенант Курбатов,— сказал Иван Иванович.— Ну-с, выкладывайте, что случилось.— Вытирая с лица пот, он тяжело сел на бочку— Ох, наказанье! Этого еще не хватало: средь бела дня деньги крадут в магазине!
Анна Андреевна, чуть не всхлипывая, стала рассказывать, как она забыла запереть ящик, как ушла и как потом пришла и обнаружила...
— Сама виновата, товарищ младший лейтенант, забыла замкнуть...
— А кто-нибудь был в магазине в обеденный перерыв?— спросил Курбатов.
— Вот она,— Анна Андреевна показала на меня пальцем.
— А кто она?
— Практикантка из школы. Скромная девочка...
— Гражданка, как ваша фамилия?
— Уйгурова... Туяра...
— Вы знаете, куда девались деньги?
— Нет...
— Видели, что ящик остался открытым?
— Нет...
— В обеденный перерыв, кроме вас, кто-нибудь заходил сюда?
— Нет...
— Вы сами в обед куда-нибудь выходили? Были на улице?
— Нет... Анна Андреевна заперла дверь снаружи.
— Товарищ лейтенант, поскольку двери были заперты, никто не мог вынести деньги. Значит, они здесь,— вставил Иван Иванович.
— Это мы сейчас установим. В каком ящике были деньги? Покажите.
Он вошел в торговый зал с Анной Андреевной, и люди сразу загомонили, зашумели.
— Что они ищут?
— Говорят, деньги украли...
Иван Иванович встретил Курбатова у порога и что-то зашептал ему на ухо.
— Вы брали деньги?— Курбатов, нахмурив брови, шагнул ко мне.— Если брали, лучше сразу признайтесь и верните их — это будет самое лучшее. Все равно ведь найдем... Где ваши вещи?
— Пожалуйста, вот они,— Анна Андреевна сорвала с вешалки мое пальто.
— Так, сейчас посмотрим.
Курбатов запустил руку в карман и тут же обернулся ко мне:
— У вас были свои деньги?
— Были...
— Сколько?
— Сорок пять копеек...
И тут из карманов моего пальто Курбатов вытащил полную горсть денег. Я чуть в обморок не упала.
— А это что? Ведь здесь, кажется, больше, чем сорок копеек!
— Туяра!.. Что за выходки такие, доченька?— Анна Андреевна подскочила, обняла меня рукой за шею.— Ты мне как сестра была... Ужас какой!
— Это не мои деньги!— крикнула я.
— Благодарю за признание,— усмехнулся Курба¬тов.— Я и так догадался, что не твои.
Я оттолкнула Анну Андреевну:
— Это вы... вы... подложили! Нарочно! Чтобы отомстить!
— Смотри-ка! Товарищ лейтенант, вы слышали, что она говорит?! Это я ей, оказывается, подложила! Вот брякнула так брякнула!
— Успокойтесь, успокойтесь,— Курбатов достал из планшета бумагу, подсел к столу.— Составим акт.
Я поняла: что бы я сейчас ни говорила, мне не поверят. Эх, младший лейтенант, младший лейтенант... Как же ты мне в глаза потом смотреть будешь?
— Сколько было денег в ящике?— громко спросил; Курбатов у Анны Андреевны.
— Кажется, больше двухсот.
— А здесь сто восемьдесят.
— Я точно не помню, не подсчитывала. Может, столько и было. Кто же мог подумать, что она украдет!
— Ну кое-что, наверно, эта девочка и на карманные расходы взяла. Надо бы ее обыскать...— Иван Иванович, ухмыляясь, дотронулся до моей груди своими растопыренными пальцами.— Ну-ка, губки алые.
— Уберите руки!— внезапно раздался крик.
Иван Иванович неловко повернулся и вдруг упал, споткнувшись о низкий ящик с рыбными консервами.
Дверь с треском распахнулась.
Айал! Милый Айал! Я думала, это только в книжках помощь всегда вовремя поспевает...
— Туяра, пойдем отсюда!
— Сволочь, щеку из-за него разбил!— Иван Иванович поднялся с пола.— Ну, погоди, разбойник! И ты свое получишь. Товарищ Курбатов, тот хулиган, видать, сооб¬щник. За украденными деньгами явился, не иначе.
— Да-да-да,— опомнилась Анна Андреевна.— Он каждый день к ней ходит. Из одной шайки. А Айал стоит и смотрит на меня.
— Туяра, не бойся...
— Как ваша фамилия?— грозно спросил у него Курбатов.
— Окоемов.
— Имя? Отчество?
— Айал... Семенович.
— Где работаете?
— Не работаю. Учусь. Вместе с Туярой.
— Зачем явились сюда?
— Явился — и все.
— Я спрашиваю, зачем явились сюда?
— Это мое личное дело.
— Слышали, а?— буркнул Иван Иванович.— Занесите в акт, что отказывается говорить, зачем пришел.
— Вы пришли, чтобы взять украденные Уйгуровой деньги?
— Товарищ младший лейтенант, Туяра ничего не украла. Вы ловите настоящих воров.— Айал посмотрел на Анну Андреевну.— Вот она стоит, настоящая воровка!
— Товарищ лейтенант!— взмолилась Анна Андреевна.
Курбатов составил акт и на Айала. Иван Иванович и Анна Андреевна подписались.
— Я не подпишу!— заявил Айал.
— И я тоже...
— Не хотите подписывать — ваше дело. Это вам не поможет.— Курбатов положил бумаги в планшет.
— А теперь пойдемте все в отделение. Закройте магазин.
На улице, у выхода, собрались люди. Нам предстояло пройти мимо них.
— Голову выше,— сказал Айал.
Я подняла голову. Люди молчали.
Покупатели мои... знали бы вы...
...И в отделении Курбатов не стал нас слушать.
«Один раз вы ее уже оклеветали. Документ есть». Ивана Ивановича и Анну Андреевну отпустили по домам. А к нам приставили караульным пожилого милиционера. Немного погодя мы услышали знакомый голос — появилась Олимпиада Филипповна. Откуда она только узнала?
— Безобразие, вместо жуликов наших школьников ловят. Подождите, ребята, я сейчас. Где здесь начальник? Куда мне пройти? Ага, спасибо.
Нам с Айалом милиционер запретил разговаривать.
— А петь можно?— спросил Айал.
— Нельзя.
— Почему? Мы потихоньку.
— Ну, если потихоньку, пожалуй, можно,— разре¬шил милиционер.
Мы пропели все знакомые песни: «Лену-реку», «Я люблю тебя, жизнь», «Подмосковные вечера».
— Хорошо поете,— заметил милиционер.— За что вы сюда попали?
Айал начал рассказывать.
— Ты смотри, какие жулики!— милиционер покачал головой.— Младший лейтенант — новый работник, молодой, неопытный. Вы проситесь к начальнику. Выложите ему все. Он поймет.
— Младший лейтенант Курбатов, к капитану!— крикнули из коридора.
Подтягивая ремень, Курбатов метнулся в коридор. Подошла, улыбаясь, Олимпиада Филипповна.
— Начальник обещал принять меры. Мы их выведем на чистую воду! Ну, я пойду, еще с одним человеком поговорить надо.
Курбатов как ошпаренный выскочил из кабинета начальника.
— Заходите, молодежь,— послышался громкий голос. Мы с Айалом зашли.
Около стола сидел в кресле пожилой человек в очках. Это и был начальник, капитан милиции.
— У меня к вам такой вопрос. Вы жаловались в дирекцию гастронома, что продавщица Сосина завышает цены на мясо?— Капитан полез в карман и вытащил большой носовой платок.— Но проверка этого не подтверди... А-а-пчхи!— вдруг громко чихнул начальник.
— Будьте здоровы,— сказали мы с Айалом.
— Спасибо.
— Понимаете,— начала я,— когда эта комиссия ушла, Анна Андреевна достала из своей сумки две этикетки на мясо. На одной написано два рубля десять копеек, на другой — рубль семьдесят. И помахала перед моим носом.
— Да...— сказал капитан понимающе.— А кто же, по-вашему, мог ее предупредить? С кем вы говорили об этом в гастрономе?
— С директором.
— А он что?
— Он послал меня к своему заместителю Ивану Ивановичу.
— Так. И потом вы поехали с Иваном Ивановичем на Нагорную, в магазин? И там этикетка уже была заменена?
— Да...
— А Иван Иванович в гастрономе все время был вместе с вами или куда-нибудь отлучался?
— Он звонил по телефону у себя в кабинете, в торговую инспекцию, наверно, а мне велел подождать в коридоре.
— А у вас на Нагорной телефон есть?
— Есть.
— Ступайте домой,— вдруг сказал начальник,— вместе с вашим товарищем. Когда будет нужно, мы вас вызовем.
Мы с Айалом пошли ко мне домой. Только я поставила самовар, стук в дверь. Сардана, Маша, Витя, Айта, Таня, Нюргуяна... Почти весь наш класс. Шум, галдеж,
— Заходите, заходите...
— Эй, тише!— крикнул Витя.— Олимпиада Филип¬повна что-то такое о милиции говорила, вот мы и прибежали.
Стала я им объяснять, что и как. Потом целое обсуждение началось. Все шумят, горячатся, друг друга перебивают.
— Какая мерзавка! Я бы эту Анну Андреевну!..
— А Иван Иванович? Одна шайка.
— Безобразие просто!
— Как такая в глаза людям смотрит?
— Туяра, что же ты до сих пор молчала?
— Все вместе мы бы ее скоро поймали.
— Она нарочно не говорила,— раздался Танин голос,— одна хотела всех жуликов разоблачить. Витя, наш комсорг, опять остановил всех:
— Не шумите так, давайте подумаем, что делать. Айал, ты что предлагаешь?
Айал почесал затылок.
— Вот как бы это делать, чтобы люди сказали, «сколько они платили в тот день за мясо.
— Чтобы они это капитану сказали, Может, пройти это домам, там, на Нагорной, поспрашивать?
— А удобно ли будет по домам ходить, не прогонят?
— А кто же прогонит, если объяснить?
— Так они тебе и помнят, сколько за мясо платили.
— Еще как помнят. Вот моя мать: ночью разбуди — сразу скажет, сколько и за что платила неделю назад. Все засмеялись.
— А что,— продолжала Сардана,— если бы человек двадцать нашлось таких, которые помнят,— конец Анне Андреевне.
— У меня на Нагорной тетя живет,— сказала Нюргуяна,— она там всех знает, всех хозяек.
— Слушай, а ты не могла бы сейчас со своей тетей ее соседок обойти? Объяснишь людям, зачем это надо. Вспомнят, конечно. Два дня всего прошло.
— Чтоб мы могли сказать капитану, что люди помнят!
— А О мяснике-то забыли? Она его тоже обмануть хотела.
— Ну, мясника я найду,— буркнул Айал.
Я сидела, слушала их, радовалась... Что же все-таки еще сделать? И тут вспомнила: масло там у нас завезли недавно. 3 рубля 40 копеек кило. А по три семьдесят масло мало, сегодня, наверно, и кончилось.
— Значит, она опять не удержится?— догадалась Нюргуяна.
— Конечно,— ответила я.— Анна Андреевна сейчас одна в магазине, вторая продавщица из отпуска в четверг придет. Не выдержит Анна Андреевна. Пустит это масло по три семьдесят.
— Надо будет подежурить около магазина,— сказал Витя,— но так, чтобы ее не спугнуть.
Ушли наши... Я сижу у окна, жду маму. Интересно все же: привели меня в милицию как воровку... Черт знает, чего только обо мне Анна Андреевна не наговорила... А я спокойна.

19 апреля
Вчера Витя и Нюргуяна были у начальника милиции.
— Значит, вспомнили хозяйки, почем мясо покупали? Это хорошо. Спасибо вам. Вы хорошие ребята, настоящие товарищи.— И он пожал руку сначала Нюргуяне, потом Вите.
А сегодня... Нет, не зря дежурили ребята возле магазина.
После обеденного перерыва на витрине появилась новая этикетка — «Масло несоленое. 3 р. 70 к.».
У ребят на этот случай уже все было продумано, Витя остался караулить этикетку, Нюргуяна — в милицию, к капитану, а Сардана — ко мне.
Перед самым магазином нас обогнала «Волга». Из нее вышли: тот торговый инспектор Бучугасов, лейтенант Курбатов, Нюргуяна. Последним выкатился из машины Иван Иванович.
Мы все зашли в магазин.
Бучугасов направился прямо к прилавку.
— Здравствуйте, Анна Андреевна!
Увидев торгового инспектора, Анна Андреевна выронила нож, которым она подцепляла масло, и ходу — к двери в заднюю комнату.
— Стой!
Она тут же замерла на месте.
— Что это с вами, Анна Андреевна? Я здороваюсь, а вы бежите.
— Ах, какой у вас громкий голос, товарищ Бучугасов. С испугу чуть не умерла. Ведь я сердечница...
— Ну, довешивайте масло-то,— сказал Бучугасов. Тут Анна Андреевна и нас всех заметила. Губы у нее задрожали.
— В какую цену масло?— спросил Бучугасов.
— Гражданин, почему мешаете работать?— Женщина, стоявшая в очереди первой, отстранила Бучугасова тыльной стороной ладони.— Вон, посмотрите на витрине, сколько стоит.
— Анна Андреевна, в какую цену это масло?— жестко спросил Бучугасов.
— Три рубля... три рубля... семьдесят... Ой!.. Три рубля сорок. Три рубля сорок копеек за килограмм.
— Что, три сорок? Я ведь заплатила три семьдесят, и на витрине так!— закричала женщина.
— И я купил по три рубля семьдесят копеек, — донесся от дверей мужской голос.— Выходит, надули нас?
— Тихо, товарищи, сейчас мы все выясним.— Бучугасов приподнял доску прилавка, кивнул нам:— Проходите.
— А вы куда?— Иван Иванович хлопнул доской.
— Пропустите, Иван Иванович,— сказал Бучугасов,— Эти ребята должны присутствовать.
— А что это за начальство такое?
— Представители общественности.
— «Общественность»! Ой, наказанье!— Иван Иванович провел платком по лицу и шее. Мы прошли в заднюю комнату.
— Анна Андреевна, прежде всего покажите фактуру на масло, которым сейчас торгуете,— попросил Бучугасов.
Анна Андреевна взяла папку и начала лихорадочно перебирать листы. Я заметила, что нужная бумага мелькнула в ее руках несколько раз.
— Тут за мной заехали, только в машине сказали, куда. Как на пожар!— Иван Иванович все вытирал платком шею.— Анна Андреевна, может, вы отдали фактуру в бухгалтерию?— Он не то спрашивал, не то подсказывал.
— Ах, правда... Ну да, в бухгалтерию...
— Дайте сюда. Может, я найду,— Бучугасов взял папку.— Когда приняли масло?
— Погоди, когда это? Еще давно... Которого это бы¬ло?— Анна Андреевна ломала пальцы.
— Десятого апреля,— подсказала я. Как она на меня посмотрела... До сих пор помню. Ну и взгляд! Косой, исподлобья.
Бучугасов быстро нашел фактуру.
— Вот она. Так, три рубля сорок копеек. Ну, Анна Андреевна, вы, может, объясните нам, почему продавали по завышенной цене?
Анна Андреевна закрыла глаза. Иван Иванович тяжело опустился на бочку с рыбой.
— Иван Иванович,— Бучугасов уже командовал,— закройте магазин. Снимем кассу, проведем ревизию. А вам, товарищ Курбатов, еще один акт придется составить.
Курбатов молча склонился над столом.
Уже потом я узнала от Айала, что Ивану Ивановичу тоже, наверно, не поздоровится. Капитан сказал, следствие будет.
Я стою у окна. Уже темнеет. Сумерки весенние наступают. И там, где только что зашло солнце, засветились два широких крыла — будто улетает в ночь огромная малиновая птица.
Скоро мама придет. Мама, мама... Свет зажигать не хочется. Я отошла от окна, прилегла на кровать. Не заметила, как задремала. Мне приснилась Анна Андреевна — такая, как в первый день нашего знакомства: красивая, веселая, лицо светлое... Я проснулась в слезах.

23 апреля
Сегодня мы опять школьники. После уроков долго бродили с Айалом по городу. Улицы мокры, в лужицах. Тепло. Солнце. Деревья ветви раскинули, дышат. Люди идут не спеша.
— Слушай, Айал,— сказала я ему вдруг,— давай так, как будто мы совсем с тобой не знакомы. Пойдем по улице — я по этой стороне, а ты по той. Посмотрим друг на друга. А вон на том перекрестке встретимся. Хорошо?
— Хорошо, но только вдруг опять с тобой что-нибудь случится! А?
Я шагала, посматривая на Айала. Он все улыбался.
А навстречу — люди, люди. Кажется, я со многими из них знакома, чуть ли не со всеми.
Вот они идут с пакетами, с портфелями, авоськами, красными, голубыми, белыми сумками. Мои покупатели!
Я вижу ваши руки, лица, снова я слышу ваши голоса:
— Девушка, мне батон поподжаристей...
— Двести граммов сыра, не острого, нарежьте, пожалуйста...
— А мне кусочек помягче, внуку на пирожки...
Я так хочу, чтобы вам всем было хорошо! Наверно, самый счастливый человек тот, кто приносит радость многим людям.
Я хочу быть счастливой.

• В двух шагах от школы. Часть 1